— Не знаю, сэр, это, конечно, всего лишь подозрения, но они крепнут изо дня в день.
— Не расскажете ли мне о них? Можете мне довериться.
— Не сомневаюсь, сэр, — незамедлительно отозвался он. — Хотя я не говорил этого ни одной живой душе, но вам расскажу. Думаю, сама Матильда это и сделала.
От неожиданности я отшатнулся назад, опрокинув пустой бидон.
— Матильда?! — воскликнул я, поднимая бидон.
— И я в этом полностью уверен, мастер Джонни. Я уже давно так думаю.
— Но девушки были такими добрыми подругами, что не могли причинить друг другу зла. Я помню, именно так вы и сами говорили, Оуэн.
— Я и думал так, сэр. У меня и в мыслях не было подозревать Матильду, мне казалось, что это дело рук того мужчины, которого я видел в среду. Уверен, она сделала это в порыве ярости, ненамеренно.
— Но что заставляет вас так думать?
— Я уже говорил вам, сэр, что не пожалею сил и раскрою эту тайну — негоже, чтобы все думали на меня. Разумеется, сначала я решил разузнать обо всем, что происходило в тот вечер в доме номер семь. Бедняжка Джейн Кросс тем вечером не выходила из дому вовсе и, насколько мне известно, ни с кем не разговаривала — только меня окликнула из окна. Так что касательно Джейн тут и узнавать было нечего, другое дело — Матильда. Я поспрашивал там и сям, и мне удалось выяснить нечто любопытное. Я почти с точностью до минуты высчитал то время, когда звонил в дверь номера седьмого и мне никто не открыл. Также я узнал, в котором часу Матильда пришла в «Лебедь», чтобы купить эля. Так вот, между этими двумя событиями целых полчаса разницы!
— Полчаса?!
— Или около того. Это доказывает, что Матильда была в доме, когда я звонил, хоть и отрицала это на дознании. Поэтому все единодушно решили, что я, должно быть, приходил в ее отсутствие. И вы сами знаете, сэр, что не было ее около десяти минут Так почему же она не открыла мне дверь? Почему она прямо не сказала что слышала, как я звонил в дверь, но не стала открывать? Тут у меня впервые зародились некоторые сомнения на ее счет, а потом, вспомнив, как странно она себя вела, я стал всерьез ее подозревать. Да взять хотя бы ее необъяснимую боязнь дома. После случившегося она туда ни разу не во шла!
Я кивнул.
— Еще кое-какие мелочи привлекли мое внимание, но о них вряд ли стоит упоминать. А хуже всего было то, что подозрения мои ничем не подкреплялись, поэтому я придержал язык и покинул Солтуотер.
— Это все, Оуэн?
— Не совсем, сэр. Не затруднит ли вас выйти наружу и поглядеть, чье имя написано над входом в бакалейную лавку.
Там было написано «Валентайн».
— Джон Валентайн. Ту же фамилию носит Матильда.
— Вы правы, сэр, — ответил Оуэн. — Поселившись здесь, мы свели знакомство с Валентайнами и вскоре выяснили, что Матильда приходится им родней. Фанни — так зовут мою невесту — часто рассказывала мне про Матильду, в детстве они проводили вместе много времени. И вот, хорошенько поразмыслив над тем, что она мне поведала, сопоставив кое-какие детали, я, кажется, приблизился к разгадке тайны.
— Ну, и что же?
— Отец Матильды был женат на испанке. Нрава она была дикого, необузданного, к тому же подвержена припадкам бешенства — во время одного из них она умерла. Характер ее передался Матильде, иногда с ней приключаются такие припадки, что это напоминает сумасшествие. Фанни лишь дважды застала ее в подобном состоянии, но она говорит, что в те несколько минут, что длится приступ, Матильда становится поистине безумной — безумной, мастер Джонни!
Я тотчас же вспомнил о приступе бешенства, охватившем Матильду в доме мисс Дивин. Там сочли, что она на какое-то время лишилась рассудка.
— Как-то раз мы с Фанни беседовали о ней, и я заметил, что человек, находящийся во власти столь неуправляемых эмоций, может совершить любое преступление, даже убийство. «Да, — отвечала мне Фанни, — такое вполне возможно, сама Матильда не раз говорила, что ей не суждено умереть в своей постели». Это значит…
— Что же это значит? — спросил я, поскольку тут он замолчал.
— А это значит, сэр, что когда-нибудь она может лишить жизни себя или кого другого. У меня из головы не идет мысль о том, что, быть может, в один из таких приступов она и столкнула бедняжку Джейн Кросс с лестницы.
Припомнив кое-какие странности, я подумал, что это вполне может оказаться правдой. Оуэн прервал мои размышления:
— Когда-нибудь мы встретимся с ней лицом к лицу, мастер Джонни. Правда рано или поздно выйдет наружу. И у меня будет о чем спросить Матильду.
— Но разве вы не знаете, где она?
— Увы, нет, сэр. Говорили, что она нашла место в Лондоне и, быть может, до сих пор живет здесь. Но Лондон — город большой, я не знаю, где именно. Это как пытаться отыскать иголку в стоге сена. Валентайны не получали вестей от Матильды с тех самых пор, как она уехала в Солтуотер.
Чудеса, да и только, — они с Матильдой жили по соседству, сами того не ведая. Следует ли мне сообщить об этом Оуэну? Этот вопрос занимал меня лишь секунду. Нет, разумеется, нет. Конечно, все могло быть именно так, как он и предполагает, и вместе с тем Матильду оставалось лишь пожалеть. Она казалась мне несчастнейшей женщиной на свете.
Мимо лавки проехал экипаж мисс Дивин, направляясь к магазину торговца тканями. Пожелав Оуэну всего доброго, я собрался было выйти, но в дверях посторонился, пропуская двух женщин — старушку в строгом чепце и юную девушку с хорошеньким и улыбчивым личиком.
— Это моя матушка и Фанни, — прошептал Оуэн.