Матильда покачала головой:
— Не могу я здесь оставаться, сэр.
— Чепуха! Разумеется, что случилось, то случилось, и все это ужасно неприятно, и кому, как не тебе, это знать, но со временем все забудется.
А если ты боишься возвращаться в номер седьмой до приезда мистера и миссис Пихерн…
— Я никогда не вернусь в номер седьмой, сэр, — с горячностью перебила она сквайра, и в голосе ее прозвучал неподдельный ужас. — Ни за что на свете. Я скорее умру.
— Глупости! Ерунда! — нетерпеливо воскликнул сквайр. — Да все в порядке с этим домом! Второй раз там такого не повторится.
— Это несчастливый дом, сэр, проклятый! — продолжала девушка, с трудом сдерживая чувства. — И воистину, я скорее умру на месте, нежели снова вернусь туда. Одна мысль об этом сведет меня в могилу. А потому, мэм, — быстро повернулась она к миссис Тодхетли, очевидно желая переменить тему разговора, — мне хотелось бы оставить Солтуотер, и если бы вы помогли мне подыскать место в Лондоне, я была бы вам весьма признательна.
— Я подумаю над этим, — ответила миссис Тодхетли. Когда девушка вышла, Матап спросила нас, не стоит ли рекомендовать Матильду мисс Дивин. Мы не видели тому препятствий, разве что сквайр объявил Матильду суеверной дурочкой, и миссис Тодхетли отписала мисс Дивин.
Так и вышло, что в субботу Матильда покинула Солтуотер и отбыла в дом мисс Дивин, в котором, как саркастично заверил Матильду сквайр, никаких призраков не водилось. Наш отъезд был назначен на вторник.
Но до того как мы уехали, мне довелось встретиться с молочником Оуэном. В воскресенье пополудни я взял малыша Джо Блэра с собой на прогулку через поля аж до самого Монплера (или Монпелье-бай-Си, как его зовут остальные) и на обратном пути повстречал Томаса Оуэна. Он был одет в свой черный воскресный костюм и, как обычно, производил впечатление славного малого. Я чувствовал приязнь к нему, даже несмотря на нависшие над ним подозрения.
— Так, значит, сэр, Матильда Валентайн уехала, — заметил Оуэн, после того как мы обменялись парой фраз.
— Да, вчера, — ответил я, прислонившись к изгороди, в то время как Джо помчался за желтой бабочкой. — По-моему, неудивительно, что девушка не хочет оставаться в Солтуотере или по меньшей мере на Сиборд-террас.
— Сегодня утром я слышал, что мистер и миссис Пихерн возвращаются домой, — продолжил он.
— Вполне вероятно. Уж конечно им захочется самим за всем проследить.
— Я всем сердцем надеюсь, что им удастся пролить свет на это дело, — взволнованно откликнулся Оуэн. — Я и сам не успокоюсь, сэр, пока не разберусь во всем этом!
Его слова были искренними, а чувства — неподдельными. Если он и впрямь был главным действующим лицом в этой трагедии, то со своей ролью справлялся великолепно. Я не знал, что и думать. Я и вправду чувствовал расположение к этому юноше, впрочем, проникнуться расположением либо невзлюбить кого-то в считанные секунды было вполне в моем духе. Но я практически ничего не знал ни о прошлом Оуэна, ни о нем самом. По тону, каким он сейчас говорил со мной, я понял, что он порывается что-то рассказать…
— Вы полагаете, что сможете доискаться до правды?
— Правда мне нужнее, чем кому бы то ни было, — отозвался он, не отвечая впрямую на мой вопрос. — Люди начинают сторониться меня — вчера одна женщина в открытую спросила, не я ли убийца. Нет, сказал я ей, но я приложу все силы к тому, чтобы отыскать виновного.
— Вы и впрямь не слышали ничего подозрительного, когда звонили в дверь тем вечером?
— Нет, сэр. В доме было темно, и оттуда не доносилось ни звука.
— Выходит, не очень-то много вам известно?
— Да, сэр. Но меня не покидает мысль о том, что кое-кто знает об этом деле поболее нашего.
— Кто же?
— Матильда.
— Матильда! — изумленно воскликнул я. — Право же, вы ведь не думаете, что она… что она каким-то образом причастна к столь жестокому и ужасному деянию?
— Нет, нет, сэр, речь не о том. Что бы ни произошло в этом доме, Матильды в это время там не было, да и к тому же они с Джейн были добрыми подругами. И все же думается мне, что она знает или подозревает об этом деле более, чем говорит. Иными словами, она покрывает кого-то.
Мне это показалось невероятным.
— Почему вы так думаете?
— Из-за ее поведения, сэр. Вот послушайте. В среду, на прошлой неделе, я привез молоко в тот высокий дом, что сразу за Сиборд-террас. Семья, снимавшая этот дом, собиралась съезжать, и мне было велено вечером прийти за расчетом. Ну, я и пришел. Продержали меня там довольно долго, так что, когда я возвращался обратно, уже порядком стемнело. Я как раз проходил мимо черного хода дома номер семь, как вдруг дверь внезапно распахнулась, и на пороге показался мужчина, который о чем-то перешептывался с одной из девушек. Та плакала — до меня доносились ее рыдания. Тут мужчина поцеловал ее и вышел, и дверь за ним тотчас же захлопнулась. Выглядел он подозрительно, да и одет был в обноски. Он быстро скрылся из виду, и поскольку у него была черная борода, а шляпа надвинута до самых глаз, лица его я не разглядел.
— А с кем он говорил, с Джейн или Матильдой?
— Не знаю, сэр. На следующий день я попытался было расспросить их, но они обе заявили, что в тот день к ним никто не заходил, кроме часовщика, мистера Реннинсона, — он приходит по средам завести часы — и что я, скорее всего, его и видел, поскольку в тот день он припозднился. Я прекратил расспросы, так как меня это не касалось, но тот человек, которого я видел, был кем угодно, но уж точно не мистером Реннинсоном.