Рива интересовали не только последние изобретения, но и общественные явления. В пятом сборнике серии о Крейге Кеннеди (1916) он изобразил «новый класс мужчин» — жиголо — и передал атмосферу Нью-Йорка и жизнь нуворишей в «век джаза». Интересно, что и Рив, и Ф. Скотт Фицджеральд учились в Принстоне, где могли наблюдать за золотой молодежью во всем ее «блеске», и с разницей в десять лет писали на схожие темы.
Среди рассказов, где не фигурирует Кеннеди, выделяется сборник «Констанс Данлеп» (1913–1914). Это мрачные истории о наркоманах, пугающе современные по звучанию. И хотя создавались они параллельно с научными детективами, тональность здесь совсем другая, и полицейские из честных сыщиков превращаются в продажных дилеров.
В рассказе «Бесшумная пуля» впервые использован любимый композиционный прием Рива: в конце профессор собирает всех подозреваемых вместе и объясняет, как именно и кем было совершено преступление. Сенсационные новинки — глушитель и детектор лжи — потрясли воображение первых читателей. Но и сегодня, читая Рива, можно сделать для себя маленькие открытия: о свойствах волокон ткани, о бумаге для облигаций и о многом другом, чего «не знает сам инспектор».
Рассказ «Бесшумная пуля» был опубликован в журнале «Космополитэн» в 1911 году.
Arthur Benjamin Reeve. The Silent Bullet. — Cosmopolitan, 1910.
Ю. Климёнова, перевод на русский язык и вступление, 2008
— Меня всегда удивляло, что ни в одном из наших крупных университетов нет кафедры криминалистики.
Крейг Кеннеди отложил вечернюю газету и набил трубку моим табаком. В колледже мы жили в одной комнате и делили все, включая нищету. Теперь, когда Крейг стал профессором химии, а я работал в газете «Стар», к нам пришел достаток, но мы по-прежнему жили вместе, в опрятной холостяцкой квартире неподалеку от университета.
— А зачем нужна кафедра криминалистики? — возразил я, устраиваясь в кресле. — Я одно время был полицейским репортером и могу вам сказать, Крейг, что полиция не место для университетского профессора. Преступление — оно и есть преступление. Надо родиться детективом, чтобы заниматься расследованиями. Пусть профессора изучают теорию вопроса, но сыскное дело оставьте Бирнсу.
— Напротив, — ответил Кеннеди, и его лицо приняло серьезное выражение; это значило, что он собирается сказать что-то важное. — Науке принадлежит особая роль в раскрытии преступлений. Европа нас в этом давно опередила. Я могу назвать дюжину парижских криминалистов, по сравнению с которыми мы просто дети.
— Да, но какова роль университетского профессора? — с сомнением спросил я.
— Вы не должны забывать, Уолтер, — продолжил он, все больше увлекаясь, — что лишь в последние десять лет появился тип профессора-практика, способного за это взяться. Кабинетные ученые нынче не в моде. В наше время именно университетские профессора выступают арбитрами в решении трудовых споров, реформируют денежную систему, возглавляют комиссию по тарифам и занимаются охраной ферм и лесов. У нас есть профессора всего, чего угодно: так почему бы не быть профессорам криминалистики?
Поскольку я с недоверием покачал головой, он поспешил привести новые доводы.
— Университеты давно отошли от прежних идеалов чистой науки. Они теперь берутся за любые практические задачи, кроме одной. К преступлению относятся по-старому: изучают статистику и размышляют над причинами и способами его предотвращения. Но поймать преступника, доказать его вину с математической непреложностью — это не для нас; мы недалеко ушли от пыток клещами в духе вашего Бирнса.
— Напишите диссертацию на эту интереснейшую тему и успокойтесь, — предложил я.
— Да нет же, — настаивал он, почему-то задавшись целью переубедить меня, — я говорю абсолютно серьезно. Я собираюсь использовать научные методы для раскрытия преступлений, те самые методы, которые мы применяем, чтобы определить наличие химического элемента или выявить новый вид бактерий. И для начала я намерен заручиться поддержкой Уолтера Джеймсона. Думаю, вы мне понадобитесь.
— А мне-то это зачем?
— Ну, хотя бы затем, чтобы первым опубликовать сенсацию, горячую новость, или как там это называется на вашем газетном жаргоне.
Я скептически улыбнулся, как обычно делаем мы, газетчики, до тех пор, пока неясно, стоит ли суетиться, — зато потом за этот материал готовы передраться.
Следующие несколько дней мы на эту тему не говорили.
В литературе детективы почти всегда допускают одну и ту же ошибку, — заметил Кеннеди как-то вечером, вскоре после нашего первого разговора о преступлениях и науке. — Они неизменно противопоставляют себя полиции. В настоящей жизни это невозможно, более того — губительно.
— Да, — согласился я, отрываясь от статьи о крахе крупного брокерского дома «Керр Паркер и К» и о загадочном самоубийстве Керра Паркера. — Этого действительно не стоит делать как не стоит полиции враждовать с газетчиками. Скотленд-Ярд убедился в этом, расследуя дело Криппена.
— По моему мнению, Джеймсон, — продолжал Кеннеди, — профессор криминалистики должен работать вместе с полицейскими, а не против них. Они не так плохи. К тому же без них не обойтись. В наше время пра вильная организация — это половина успеха. У профессора криминалистики та же роль, что и у профессора в техническом колледже: он своего рода инженер-консультант. Я, к примеру, верю, что правильная организация и научный подход помогут распутать то дело с Уолл-стрит, о котором вы сейчас читали.