Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла - Страница 113

113

— Признаюсь, я в затруднении. Кроме вас, никто пока мне не ответил. Те, кто может позволить себе длинные телеграммы, не бросаются на объявления в «Дейли телеграф», с другой стороны, я не ожидал, что отзовется кто-то вроде вас. Честно говоря, я не уверен, что вы — джентльмены, состоящие в лучших клубах, — мне подходите. Я скорее предполагал увидеть… мм… джентльменов удачи.

— Мы вам подойдем, — заверил его Раффлс.

— Но вы ведь чтите закон?

Его черные глаза лукаво блеснули.

— Мы не профессиональные мошенники, если вы это имеете в виду, — улыбнулся Раффлс. — Но когда приходится туго, мы готовы на многое ради тысячи фунтов на человека, правда, Банни?

— На все, — пробормотал я. Адвокат забарабанил пальцами по столу.

— Я скажу, что от вас требуется. Вы можете отказаться. Дело это незаконное, хотя и правое. Придется рискнуть, за что мой клиент и платит. В случае провала он все равно заплатит за попытку; считайте, что деньги у вас в кармане, если вы согласитесь. Мой клиент — сэр Бернард Дебенхэм из Брум-холла, Эшер.

— Я знаком с его сыном, — вставил я. Раффлс мог бы сказать то же самое, но промолчал и искоса неодобрительно посмотрел на меня. Беннетт Адденбрук повернулся ко мне:

— В таком случае вы имеете честь знать одного из самых отъявленных повес в городе и виновника всевозможных неприятностей. Раз вы знакомы с сыном, вероятно, вы знаете и отца, по крайней мере, слышали о нем; тогда нет нужды объяснять вам, что он весьма своеобразный человек. Живет один в окружении своих сокровищ и не подпускает к ним никого. Говорят, у него лучшее собрание картин на юге Англии, хотя трудно судить о том, чего никто не видел; он коллекционирует картины, скрипки и мебель и известен как большой оригинал. Нельзя не признать, что по отношению к сыну он повел себя крайне странно. Многие годы сэр Бернард оплачивал его долги, как вдруг недавно, без малейшего предупреждения, не только отказался улаживать дела с кредиторами, но и вовсе лишил его содержания. Я расскажу вам, что случилось, но прежде хочу напомнить, что я выступал адвокатом молодого Дебенхэма год или два назад, когда он попал в переделку. Я тогда все уладил, и сэр Бернард щедро мне заплатил. Больше я с ними не виделся — до прошлой недели.

«Пойдемте, Банни, а по дороге мы придумаем вам имя».

Адвокат придвинулся поближе к нам.

— Во вторник на прошлой неделе я получил телеграмму от сэра Бернарда с просьбой приехать незамедлительно. Он ждал меня у дома. Ни слова не говоря, он отвел меня в картинную галерею, отпер замок, поднял шторы и все так же молча указал на пустую раму. Долго я не мог вытянуть из него ни звука. Наконец он сказал, что у него похитили одну из самых редких и ценных картин в Англии, да и в мире: подлинник Веласкеса. Я проверил, и, кажется, это действительно правда: портрет инфанты Марии Терезы считается одной из величайших работ мастера, он уступает только ватиканскому портрету одного из пап, — по крайней мере, так мне сказали в Национальной галерее, где об этой картине знают все. Если им верить, она практически бесценна. А молодой Дебенхэм продал ее всего за пять тысяч фунтов!

— Хорош, нечего сказать, — усмехнулся Раффлс.

Я поинтересовался, кто же приобрел картину.

— Один политик из Квинсленда по имени Крэггс: достопочтенный Джон Монтегю Крэггс, член Законодательного совета, — таков его полный титул. Разумеется, в прошлый вторник мы еще не подозревали о его существовании, мы даже не были уверены, что молодой Дебенхэм украл картину. Но в понедельник вечером он приехал к отцу просить денег, получил отказ и, очевидно, решил таким образом поправить свои дела; он грозился отомстить — и отомстил. Когда я отыскал его в городе во вторник вечером, он совершенно бесстыдно признался во всем, однако не сказал, кому продал полотно. До конца недели я пытался выяснить имя покупателя и наконец выяснил — на свою голову! С тех пор так и бегаю по два раза на день из Эшера в «Метрополь» к нашему австралийцу. Чего только не пробовал: угрозы, посулы, мольбы, увещевания — все без толку!

— Но ведь здесь все просто. Продажа незаконна. Вы можете вернуть ему деньги и принудить отдать картину.

— Именно. Но тогда не обойтись без суда и скандала, а мой клиент этого не потерпит. Он скорее откажется от картины, чем предаст дело огласке. Дебенхэм может лишить сына содержания, но не чести. Одна беда: старик непременно хочет вернуть картину. Я должен заполучить ее во что бы то ни стало. Сэр Бернард дал мне карт-бланш и, кажется, готов подписать пустой чек. Он и Крэггсу предлагал вписать любую сумму, но тот порвал бумажку. Старики стоят друг друга. Ума не приложу, что мне делать.

— Поэтому вы дали объявление в газету? — поинтересовался Раффлс все тем же сухим тоном.

— Да, это моя последняя надежда.

— И вы хотите, чтобы мы выкрали картину?

Сказано это было неподражаемо. Адвокат покраснел до корней волос.

— Я знал, что вы не те люди! — простонал он. — Я же не думал, что откликнутся люди вроде вас. Но ведь это не кража, — горячо возразил он, а возвращение украденного! Кроме того, сэр Бернард заплатит ему пять тысяч, как только получит картину. Поверьте, Крэггсу огласка нужна еще меньше, чем Дебенхэму. Нет-нет, это смелое предприятие, авантюра, если угодно, но не кража.

— Вы сами говорили о законе, — пробормотал Раффлс.

— И о риске, — добавил я.

— За это мы и платим, — напомнил Адденбрук.

113